Зима, зима, я еду по зиме,
куда нибудь по видимой отчизне,
гони меня, ненастье, по земле,
хотя бы вспять, гони меня по жизни.
Ну вот Москва и утренний уют
в арбатских переулках парусинных,
и чужаки по прежнему снуют
в январских освещенных магазинах.
И желтизна разрозненных монет,
и цвет лица криптоновый все чаще,
гони меня, как новый Ганимед
хлебну земной изгнаннической чаши
и не пойму, откуда и куда
я двигаюсь, как много я теряю
во времени, в дороге повторяя:
ох, Боже мой, какая ерунда.
Ох, Боже мой, не многого прошу,
ох, Боже мой, богатый или нищий,
но с каждым днем я прожитым дышу
уверенней и сладостней и чище.
Мелькай, мелькай по сторонам, народ,
я двигаюсь, и, кажется отрадно,
что, как Улисс, гоню себя вперед,
но двигаюсь по прежнему обратно.
Так человека встречного лови
и все тверди в искусственном порыве:
от нынешней до будущей любви
живи добрей, страдай неприхотливей.
|
Весна, весна, мы мчимся по
весне,
Куда-нибудь в безрадостной чужбине.
Ворона приютилась на сосне
И будет каркать мне вослед отныне.
И вот – Париж, вечерний хоровод,
И Монпарнас уже огнями светит...
И парижане, радостый народ,
В бистро читают новости в газете.
… Луны желтеет призрачный овал,
И блеск волос какой-то рыжей масти...
Я – как Юпитер, в небе засиял,
Хлебнув небесной, безраздельной страсти.
Всё понимаю: кто, зачем, куда
Несёт меня, и я часы сверяю.
А про себя всё время повторяю:
Ах, чёрт возьми, всё горе – не беда!
Ах, чёрт возьми, я многого хочу,
Ах, чёрт возьми, я нищий иль богатый,
Но всё быстрей из прошлого лечу,
Забыв друзей, родных, места и даты …
И растворился в темноте народ,
А я стою, и так мне одиноко...
Как Лео Блум, стремившийся вперёд,
Но так назад отброшенный жестоко.
Ловил желанья падавшей звезды,
Шептал во тьму, кричал неосторожно:
От нынешней до будущей вражды
Уйди в себя. Терпи, коли возможно.
|