|
Тосканец мудрый, горестью объятый,
Ты,
приподнявший вечной тьмы покров,
Твой
замысел, печален и суров,
Встает,
подобно тени Фаринаты.
Как
трубный глас твоих терцин раскаты,
Но
сердце помнит обреченных зов,
И ты
скорбишь в мерцанье вечеров,
Когда на
небе отгорят закаты.
Я вижу
фра Иларио черты,
Твой
бледный лик в прозрачной дымке зноя,
Сад
монастырский, легкие листы.
Сквозь
них струится солнце золотое,
И на
вопрос: "Что, путник, ищешь ты?",
Я слышу
тихий голос твой: "Покоя!"
|
О, генуэзец, смелостью
гонимый,
Раздвинувший границы берегов.
Твой путь был столь отважен и суров,
Как и у цезарей, владык седого Рима.
Гремели парусов твоих раскаты,
И люди помнят – сквозь пласты веков –
И твой восторг, и к новым землям зов,
Где так красивы долгие закаты...
Твой гордый лик явился мне во сне:
Ты шёл вперёд, не ведая покоя
И не грустя по минувшей весне
В минуты тяжкого тропического зноя…
А на вопрос: "Что ищешь в тишине?”
Ты отвечал: "Богатство золотое”.
|