|
Скрипка издергалась, упрашивая,
и вдруг разревелась
так по-детски,
что барабан не выдержал:
"Хорошо, хорошо, хорошо!"
А сам устал,
не дослушал скрипкиной речи,
шмыгнул на горящий Кузнецкий
и ушел.
Оркестр чужо смотрел, как
выплакивалась скрипка
без слов,
без такта,
и только где-то
глупая тарелка
вылязгивала:
"Что это?"
"Как это?"
А когда геликон -
меднорожий,
потный,
крикнул:
"Дура,
плакса,
вытри!" -
я встал,
шатаясь, полез через ноты,
сгибающиеся под ужасом пюпитры,
зачем-то крикнул:
"Боже!",
бросился на деревянную шею:
"Знаете что, скрипка?
Мы ужасно похожи:
я вот тоже
ору -
а доказать ничего не умею!"
Музыканты смеются:
"Влип как!
Пришел к деревянной невесте!
Голова!"
А мне - наплевать!
Я - хороший.
"Знаете что, скрипка?
Давайте -
будем жить вместе!
А?"
|
Гитара дёрнулась,
почти отказывая,
И вдруг рассмеялась
Совсем не по-детски.
А саксофон нахмурился:
"Очень плохо!”
И рванул на поезде –
В сторону Тихорецкой.
Хор с улыбкой внимал
Гитарным аккордам
Ритмичным и звучным...
И только где-то
Толстая валторна
Ныла скучно:
"Ну, зачем? Зачем всё это?»
А когда кларнет,
Писклявый и важный.
Промяукал: «Детка!
Кончай смеяться!»
Я уселся в партере,
Крутой, вальяжный,
А после – к гитаре
Полез ... целоваться.
"Послушай, гитара,
Я ведь тоже –
служу искусству,
Только, увы, ничего не умею...
Как мне следовать
Правды чувству?
Я от лжи своей сатанею.”
Музыканты сердились:
"Куда полез, лох?
Без тебя, дурака,
Обойдёмся!»
А мне – обидно.
Но, если я плох.
Что ж, гитара, пожалуйста, -
Разойдёмся!
|