|
Все говорят: нет правды на земле.
Но правды нет и -- выше. Для
меня
Так это ясно, как простая
гамма.
Родился я с любовию к
искусству;
Ребенком будучи, когда высоко
Звучал орган в старинной
церкви нашей,
Я слушал и заслушивался --
слезы
Невольные и сладкие текли.
Отверг я рано праздные забавы;
Науки, чуждые музыке, были
Постылы мне; упрямо и надменно
От них отрекся я и предался
Одной музыке. Труден первый
шаг
И скучен первый путь.
Преодолел
Я ранние невзгоды. Ремесло
Поставил я подножием
искусству;
Я сделался ремесленник:
перстам
Придал послушную, сухую
беглость
И верность уху. Звуки
умертвив,
Музыку я разъял, как труп.
Поверил
Я алгеброй гармонию. Тогда
Уже дерзнул, в науке
искушенный,
Предаться неге творческой
мечты.
Я стал творить; но в тишине,
но в тайне,
Не смея помышлять еще о славе.
Нередко, просидев в безмолвной
келье
Два, три дня, позабыв и сон и
пищу,
Вкусив восторг и слез
вдохновенья,
Я жег мой труд и холодно
смотрел,
Как мысль моя и звуки, мной
рожденны,
Пылая, с легким дымом
исчезали.
Что говорю? Когда великий Глюк
Явился и открыл нам новы тайны
(Глубокие, пленительные
тайны),
Не бросил ли я все, что прежде
знал,
Что так любил, чему так жарко
верил,
И не пошел ли бодро вслед за
ним
Безропотно, как тот, кто
заблуждался
И встречным послан в сторону
иную?
Усильным, напряженным
постоянством
Я наконец в искусстве
безграничном
Достигнул степени высокой.
Слава
Мне улыбнулась; я в сердцах
людей
Нашел созвучия своим
созданьям.
Я счастлив был: я наслаждался
мирно
Своим трудом, успехом, славой;
также
Трудами и успехами друзей,
Товарищей моих в искусстве
дивном.
Нет! никогда я зависти не
знал,
О, никогда! -- ниже, когда
Пиччини
Пленить умел слух диких
парижан,
Ниже, когда услышал в первый
раз
Я Ифигении начальны звуки.
Кто скажет, чтоб Сальери
гордый был
Когда-нибудь завистником
презренным,
Змеей, людьми растоптанною,
вживе
Песок и пыль грызущею
бессильно?
Никто!.. А ныне -- сам скажу
-- я ныне
Завистник. Я завидую; глубоко,
Мучительно завидую. -- О небо!
Где ж правота, когда священный
дар,
Когда бессмертный гений -- не
в награду
Любви горящей, самоотверженья,
Трудов, усердия, молений
послан --
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного? О Моцарт,
Моцарт!
|
Похоже, правды в океане нет...
А в небе? Тоже нет, и для меня
Это звучит аккордом
благозвучным,
Хотя живу не в грёзах
музыкальных, -
Уже в летах я выносить не мог
Напев шотландских бардов
заунывный:
Они как бритва по стеклу
звучали,
Зубовный скрежет только
вызывая.
Я рано приобщился к суете:
Вино, девицы, карты, кости,
скачки –
Одним утехам страстно
предавался, -
Так лёгок был почин, и он
казался
Единственно возможным. Посему
Забросил музыку и прочее
искусство.
Мне весел был мой путь. Передохнуть
Я не спешил.И только
вдохновенья дожидался,
чтобы кистью и холстом
Заняться вдруг, пускай на
склоне лет.
Я зренье обострил и твёрдой
сделал
Руку; вложил я в краски запахи
И звуки, так , что волшебством
палитру
Нарекли, кто толк в искусстве
понимал
Недурно. Ведь химию я в
живопись привнёс,
Творя, как Афродиту сотворил
Пракситель...
И... возмечтал тогда о
почестях
И славе, творя открыто, при
честном
Народе, не забывая о телесной
пище!
Ни горя я , ни зависти не
знал,
Пока какой-то Рембрандт из
голландцев
Не посягнул на место в
Пантеоне...
И ныне я готов убить его, и
сам
Себя за это презираю. Зачем,
Господь.ты шлёшь двух гениев
Земных в одно и то же место на
планете?
Ведь Боливару – не снести
двоих...
О, Рембрандт! .. Боже, сжалься
надо мною!..
|