|
Плывет в тоске необъяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.
Плывет в тоске необъяснимой
пчелиный хор сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.
Плывет в тоске необъяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необъяснимой.
Плывет во мгле замоскворецкой,
плывет в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский,
на желтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый Год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не объясняя.
Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних
и пахнет сладкою халвою,
ночной пирог несет сочельник
над головою.
Твой Новый Год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необъяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.
|
Лежит в похмелье нерушимом
У деревянного барьера,
С чеканным профилем красивым
Какой-то памятник из сквера.
С чеканным профилем красивым, -
Черты с портретом римским схожи,
У ног людей, бегущих мимо,
Печально жизнь свою итожа...
Лежит в похмелье нерушимом
Толпа пройдох, лауреатов...
Здесь для газеты делал снимок
Один из этих ... супостатов.
И вдаль уносится с Неглинной
Трамвай спортсменов – олимпийцев…
И день прошёл, такой недлинный
Для кровопийцев.
Лежит в похмелье нерушимом
Провинции пиит весёлый,
В платок сморкает нос свой синий
Весёлый хмырь, из новосёлов...
Идёт по улице шикарной
Девица в кофточке красивой,
Владелец биржи промтоварной
Лежит в похмелье нерушимом
.......................................
.....................................
Летит в лицо снежок холодный,
На щёки липнет, на ладони,
И как зимою волк голодный,
Так ветер в подворотне стонет.
Но утра свет ворвётся в двери,
Запахнет горькою травою,
А Старый год летит, я верю,
Над головою.
Мой Старый год, по светло-синей
Волне средь сельского простора
Лежит в похмелье нерушимом -
Не получилось разговора...
И будет тьма с позором вместе,
Тяжёлый день и мало пищи,
И смерть застынет в этом месте,
Как жадный нищий.
|