|
Я твое повторяю имя
по ночам во тьме молчаливой,
когда собираются звезды
к лунному водопою
и смутные листья дремлют,
свесившись над тропою.
И кажусь я себе в эту пору
пустотою из звуков и боли,
обезумевшими часами,
что о прошлом поют поневоле.
Я твое повторяю имя
этой ночью во тьме молчаливой,
и звучит оно так отдаленно,
как еще никогда не звучало.
Это имя дальше, чем звезды,
и печальней, чем дождь усталый.
Полюблю ли тебя я снова,
как любить я умел когда-то?
Разве сердце мое виновато?
И какою любовь моя станет,
когда белый туман растает?
Будет тихой и светлой?
Не знаю.
Если б мог по луне гадать я,
как ромашку, ее обрывая!
|
Ты не слышал
моих признаний
средь салонных полночных споров,
даже если в глаза смотрела
я, бесплодно к тебе взывая.
Луна, и та просыпалась,
до утра по небу плутая.
Да, я знала, что ты – как камень,
ты жесток и глух от рожденья,
ты расчетливей секундомера,
что считает мои мгновенья.
Ты не слышал моих признаний
средь салонных полночных споров,
хоть звучали они так близко,
как звучит лишь сердцебиенье.
Был мой голос ближе, чем воздух,
благодатней, чем луч весенний.
Разлюбить меня ты не сумеешь,
как любить не умел доселе.
Только кто ж виноват на деле,
что растает твоё равнодушье,
словно тучка в пустыне душной
вмиг, едва лишь уйду.
Я знаю.
Я умею гадать по звёздам,
как брильянты их перебирая.
|