|
СТОЛ
В сыром углу мой грозный стол
Стоит с надменностью монгола
На грузных тумбах, вросших в пол,
На тумбах, выросших из пола.
Я знаю, этот стол стоит
Века — с невозмутимым видом,
Суконной плесенью покрыт,
Как пруд в цветенье ядовитом.
С тех пор как хам за ним сидел
Времен Судейского Приказа,
Он сам участник черных дел —
Мой стол, пятнистый как проказа.
Потел и крякал костолом.
На стенах гасли блики зарев.
За настороженным столом
Указ вершили государев.
Но в раззолоченный камзол,
В глаза ханжи и богомола,
Плевала кровью через стол
Неистребимая крамола!
. . . . . . . . . . . . .
Мой друг — эмпирик. Он не зол.
Но вы представьте положенье —
«На грузных тумбах — грозный стол» —
Одно мое воображенье...
Он вышел некогда из недр
Древообделочного треста,
Был скверно выкрашен под кедр
И скромно занял это место.
Он существует восемь лет.
Разбит. Чернилами измазан...
Должно быть, так...
Но я — поэт
И верить в это не обязан!
1934
|
Стул
В пустом углу мой
скромный стул
Стоит с коварством абиссинца.
Однажды я на нём уснул.
Как тот ленивец из зверинца.
Уж сколько лет он здесь стоит?
Возможно – век... Иль даже боле...
Ничем, увы, не знаменит
И не замеченный в крамоле.
На нём сидел один ... чудак
Времён Священного Синода
Строчил, бывало, кое-как
Мыслишки в форме антипода.
На нём посиживал палач,
Вокруг струились блики зарев.
Порой там слышался и плач –
Гнев воплощался государев.
Но в окровавленный армяк
Тупых душителей Свободы
Бросал поверженный чудак
Тугие строки антипода.
..Мой друг – философ. Не Лукулл.
Он всё надеялся на славу,
Он думал, что старинный стул
Принадлежит ему по праву.
Он вышел из-под топора,
Да, неумехи- подмастерья...
Давно на слом ему пора,
Но не снесу таких потерь я...
Подгнили ножки у него,
Фанеры лист к нему привязан...
Я не добавлю ничего –
Я антипод кончать обязан.
|