Когда теряет равновесие
твое сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из под ног,
как палуба,
когда плюет на человечество
твое ночное одиночество, —
ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и — кстати — самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.
Но лучше поклоняться данности
с глубокими ее могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.
Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими ее дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.
Да. Лучше поклоняться данности
с убогими ее мерилами,
которые потом по крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.
|
Когда уйдёшь от невесомости,
А в голове звучат свирели,
И видишь мир в его огромности,
И кажется, что ты у цели;
Когда ты рад бродяге встречному
Своей распахнутою радостью,
Ты – ближе к доброму и вечному,
Что наполняет сердце сладостью...
И рад ты признавать величие
Идей, теорий и познания,
А если позабыть приличия,
То и марксизм с языкознанием...
… Не надо быть рабом у данности
С её дворцами, пантеонами,
Которые потом – из дальности –
Восстанут вздохами и стонами.
Не надо быть рабом у данности
С её увёртками – тропинками,
Которые потом, по странности,
Прольются горькими слезинками.
Покажутся делами мёртвыми,
Наполненными замешательством,
Покажутся, увы, увёртками
И даже, может быть, предательством.
Не надо быть рабом у данности
С её ничтожными абсурдами,
Которые потом – случайность ли?
Начнут прикидываться мудрыми.
И, может, с миною брезгливою
Сведёшь концы хромавших истин,
Сказав, что прожил жизнь счастливую,
Оставшись в бедности, но чистым.
|