|
Неслышно гаснет
день убогий, неслышно гаснет долгий год,
Когда художник босоногий большой дорогою бредет.
Он утомлен, он просит чуда - ну хочешь я тебе
спою,
Спляшу, в ногах валяться буду – верни мне музыку
мою.
Там каждый год считался за три, там доску не
царапал мел,
там, словно в кукольном театре, оркестр
восторженный гремел,
а ныне - ветер носит мусор по обнаженным городам,
где таракан шевелит усом, - верни, я все тебе
отдам.
Еще в обидном безразличьи слепая снежная крупа
неслышно сыплется на птичьи и человечьи черепа,
еще рождественскою ночью спешит мудрец на
звездный луч –
верни мне отнятое, отче, верни, пожалуйста, не
мучь.
Неслышно гаснет день короткий, силен ямщицкою
тоской.
Что бунтовать, художник кроткий? На что надеяться
в мирской
степи? Хозяин той музыки не возвращает – он и сам
бредет, глухой и безъязыкий по равнодушным
небесам.
|
Оркестром
вспыхнет вечер славным, с литаврами промчится год,
Когда монарх самодержавный путём неведомым
идёт...
Он полон сил, не просит чуда, он просто места
ждёт в раю.
Ему я славу петь не буду, не мой удел – играть «
в струю».
Неделя там – лишь дню подобна, там грифель бродит
по доске,
Там, словно в старой пьесе злобной, скучают
зрители в тоске.
Там нынче чисто рынок вымыт близ приодетых
городов,
Там эликсир, похоже, выпит, и быт – уютен и
здоров.
Ещё в сочувствии сердечном теплынь слетающих
дождей
Ложится призрачно-беспечно на лица страждущих
людей.
И там к заутрене пасхальной спешат философ и ...
глупец...
Открой, Г-сподь, им всем хрустальный, Добром
наполненный ларец.
Оркестром грянет вечер дальним, иль долгой песней
бурлака...
О чём грустит певец печальный, зачем в глазах его
тоска
Блестит? Заказчик той музЫки всё возвратит, и
даже сам
Сыграет, Янус многоликий, Осанну добрым небесам.
|