|
НОЧЬ
Багровый и белый отброшен и скомкан,
в зеленый бросали горстями дукаты,
а черным ладоням сбежавшихся окон
раздали горящие желтые карты.
Бульварам и площади было не странно
увидеть на зданиях синие тоги.
И раньше бегущим, как желтые раны,
огни обручали браслетами ноги.
Толпа – пестрошерстая быстрая кошка –
плыла, изгибаясь, дверями влекома;
каждый хотел протащить хоть немножко
громаду из смеха отлитого кома.
Я, чувствуя платья зовущие лапы,
в глаза им улыбку протиснул; пугая
ударами в жесть, хохотали арапы,
над лбом расцветивши крыло попугая.
|
Ночь тускловато и серо
слиняла,
Чёрным швыряя франки и песо.
А на пёстрых лоскутах упавшего одеяла
Кто-то дырки прожёг калёным железом.
Трущобам и улицам было "западло”
Услышать на площади звуки тромбона.
И только старуха какая-то падала,
Боясь угодить под дубинки ОМОНА.
Сексот – густопсовый медлительный заяц –
Метался в толпе, как огромное ухо;
Глаза скосив, как приезжий китаец,
Рыдала в платок незадачливая старуха.
Я, нюхом почуяв запах аджики,
Всем в уши кричал, матерясь от досады...
И в ватных халатах стояли таджикки,
Так странно смотревшиеся у Летнего сада.
|