|
Как светотени мученик Рембрандт,
Я глубоко ушел в немеющее время,
И резкость моего горящего ребра
Не охраняется ни сторожами теми,
Ни этим воином, что под грозою спят.
Простишь ли ты меня, великолепный брат
И мастер и отец черно-зеленой теми,-
Но око соколиного пера
И жаркие ларцы у полночи в гареме
Смущают не к добру, смущают без добра
Мехами сумрака взволнованное племя.
|
Как Волочкова, чья вся жизнь – игра,
Я на поверхности крикливого пространства,
И плавность моего прохладного бедра
Поклонников моих хранится постоянством,
И импрессарио, явившимся с утра.
Ревнуешь ты меня, недобрая сестра,
Создатель своего блестящего убранства, -
Но в ухо ворон каркает: «Пора!»
В холодных зеркалах полдневное жеманство
Спокойно, словно зло, всё ждущее добра
И обнаженного для света пуританства.
|