|
Я твердо, я так сладко знаю,
С искусством иноков знаком,
Что лик жены подобен раю,
Обетованному Творцом.
Нос - это древа ствол высокий;
Две тонкие дуги бровей
Над ним раскинулись, широки,
Изгибом пальмовых ветвей.
Два вещих сирина, два глаза,
Под ними сладостно поют,
Велеречивостью рассказа
Все тайны духа выдают.
Открытый лоб - как свод небесный,
И кудри - облака над ним;
Их, верно, с робостью прелестной
Касался нежный серафим.
И тут же, у подножья древа,
Уста - как некий райский цвет,
Из-за какого матерь Ева
Благой нарушила завет.
Все это кистью достохвальной
Андрей Рублев мне начертал,
И в этой жизни труд печальный
Благословеньем Божьим стал.
|
Знать не хочу, да и не надо,
С искусством бардов незнаком,
Что наш мужик – исчадье ада,
Что чёрт сидит обычно в нём.
Рот – словно яма выгребная,
Два уха, как два лопуха.
Над ними – лысина сияет,
Под нею не мозги, труха.
Глаза весьма подслеповаты,
Слезятся спьяну каждый раз,
Когда «Куда девал зарплату»
Ведёт мужчина свой рассказ.
Живот – как барабан армейский,
А рядом – тучные бока.
Их, с целью, видимо, злодейской,
Касалась ведьмина рука.
А дальше, вниз, под барабаном...
Нет, называть не буду я.
Адам-папаша хулиганом
Прослыл... Вы поняли, друзья.
Вот, в мониторе напечатал
Для вас я этот антипод
За пять минут. Улыбку прятал.
Что вышло – чёрт не разберёт.
|