|
Восьмилетний поэт
На перроне, в нестёртых следах
Пастернака
оставляя свой след,
ты со мной на прощанье
чуть-чуть постояла,
восьмилетний поэт.
Я никак не пойму – ну откуда
возникла,
Из какого дождя,
Ты, почти в пустоте
сотворённая Ника,
взглядом дождь разведя?
Просто девочкой рано ты быть
перестала,
извела себя всю.
Только на ноги встала и сразу
восстала
против стольких сю-сю.
Ты как тайная маленькая
королева,
Вы с короной срослись,
Все болезни, которыми
переболела,
В лоб зубцами впились.
Я боюсь за тебя, что ты
хрустнешь, что дрогнешь.
Страшно мне, что вот-вот
раскалённой короны невидимый
обруч
твою чёлку сожжёт.
Карандаш в твоих пальчиках
тягостней жезла,
из железа – тетрадь.
Тебе нечего, если у ног твоих
бездна,
кроме детства, терять.
Может, это спасение на
беспоэтье,
если, словно со скал,
прямо в пропасть поэзии
прыгают дети,
заполняя провал?
Если взрослые пропасти этой
боятся,
дети им отомстят.
Неужели Гомера нам выдвинут
ясли
и Шекспира – детсад?
Дети – тайные взрослые. Это их
мучит.
Дети тайные – мы.
Недостаточно взрослые мы,
потому что
быть боимся детьми.
На перроне, в нестёртых следах
Пастернака
оставляя свой след,
ты вздохнула, как будто бы
внутрь простонала,
восьмилетний поэт.
Ты рванулась вприпрыжку бежать
по перрону,
но споткнулась, летя,
об уроненную на перроне
корону,
вновь уже не дитя.
И с подножки глаза призывали
на поезд
в жизнь, где возраста нет.
До свидания! Прыгать в твой
поезд мне поздно,
восьмилетний поэт.
|
На причале, где стёрлись следы Мандельштама,
не оставив следа,
от меня, не простясь, убегала
упрямо,
хоть преклонны года.
Ты, Виктория, знаю, возникла откуда,
из какого луча,
ты, в забот суете сотворённое
чудо,
взглядом пламя меча!
|