Четыре.
Тяжелые, как удар.
"Кесарево кесарю - богу богово".
А такому,
как я,
ткнуться куда?
Где мне уготовано логово?
Если бы я был
маленький,
как океан,-
на цыпочки волн встал,
приливом ласкался к луне бы.
Где любимую найти мне,
Такую, как и я?
Такая не уместилась бы в крохотное небо!
О, если б я нищ был!
Как миллиардер!
Что деньги душе?
Ненасытный вор в ней.
Моих желаний разнузданной орде
не хватит золота всех Калифорний.
Если б быть мне косноязычным,
как Дант
или Петрарка!
Душу к одной зажечь!
Стихами велеть истлеть ей!
И слова
и любовь моя -
триумфальная арка:
пышно,
бесследно пройдут сквозь нее
любовницы всех столетий.
О, если б был я
тихий,
как гром,-
ныл бы,
дрожью объял бы земли одряхлевший скит.
Я если всей его мощью
выреву голос огромный,-
кометы заломят горящие руки,
бросаясь вниз с тоски.
Я бы глаз лучами грыз ночи -
о, если б был я
тусклый, как солце!
Очень мне надо
сияньем моим поить
земли отощавшее лонце!
Пройду,
любовищу мою волоча.
В какой ночи
бредовой,
недужной
какими Голиафами я зачат -
такой большой
и такой ненужный?
|
Шесть слов.
Понятны, как дважды два.
«Нельзя войти в одну речку дважды».
А вот мне
удалось,
сказать слова!
Что говорил и не однажды!
Потому что я
Солидный,
Как монумент, -
Сижу на песочке,
облака задеваю макушкой.
Как от чувств уберечься
Хоть на время бы мне?
И не быть огромной бесполезной игрушкой!
Была б ты богата!
Как нищий клошар!
И песни в мозгу!
Непременная свора.
От гордости бы я раздулся, как шар,
как выброс нефти всего Самотлора.
Была б ты сладкоголоса,
как выпь
или сорока!
Горлом брала бы всех!
Песнями бы зажигала!
Куча нот,
пусть бесчувственных –
до какого-то срока:
скромно,
весомо лягут на душу мне,
хоть в ней любви не бывало.
Да, если б была ты
мягкой,
как сталь, -
выл бы,
но крепко держал свод небес во власти.
Ты всей своею нежностью
Вдруг пропоёшь хрустально, -
и все астероиды враз испарятся,
стремясь вверх от счастья.
Ты бы пальцев шёлком шила дни –
точно была бы
яркой как бездна!
Вовсе не нужно
твою темноту делить
с небес полотном болезным!
Сижу,
Бесчувственность свою охраня.
И знаю день
конкрентый
и ясный,
когда Давид всё же зачал меня –
вышел большой,
не совсем напрасный!
|