Шум ливня воскрешает по углам
салют мимозы, гаснущей в пыли.
И вечер делит сутки пополам,
как ножницы восьмерку на нули
-
а в талии сужает циферблат,
с гитарой его сходство озарив.
У задержавшей на гитаре взгляд
пучок волос напоминает гриф.
Ее ладонь разглаживает шаль.
Волос ее коснуться или плеч -
и зазвучит окрепшая печаль;
другого ничего мне не извлечь.
Мы здесь одни. И, кроме наших
глаз,
прикованных друг к другу в
полутьме,
ничто уже не связывает нас
в зарешеченной наискось
тюрьме.
|
* * *
Шум ветра как по крыше
звездопад,
как шелест веток яблонь за окном.
И утро дни выстраивает в ряд,
в квадрат возводит, делает
бином –
тех дней неоднородных череда,
как полный клавиш старенький
рояль,
сидишь ты за роялем иногда,
ногою нажимая на педаль.
Твои глаза не смотрят на меня,
когда руки касаюсь я рукой –
и я не знаю, что они хранят,
печаль, веселье, бешенство,
покой...
Мы не одни. Три пары детских
глаз
следят за нами вечером и днём,
они навеки связывают нас,
а ты счастливым делаешь наш
дом.
|