Ты так бледна и так мила в печали,
Что, если вдруг веселье
воспалит
Румянцем розы белые ланит,
Я грубый цвет их вынесу едва
ли.
Еще молю, чтоб очи не
сверкали,
Не то мой дерзкий взор познает
стыд
И, обессилев, робость обнажит,
Как после бури - трепетные
дали.
Хотя ресницы душу скрыли
тенью,
Ты блещешь грустной нежностью
своей,
Как серафим, несущий утешенье,
Но сам далекий от земных
скорбей;
И я склоняюсь ниц в
благоговенье
И оттого люблю еще сильней.
|
Я так румян и всем на зависть весел,
Что, если заскучаю я порой,
Цвет бледности берёзовой корой
Мне необычен, даже интересен.
Ещё подчас люблю скрипеть
зубами,
Чтоб выглядел грозней мой
нежный рот.
Я челюсть нижнюю всегда сую
вперёд,
Чтоб выглядеть как буря, как
цунами.
Лишь сердце я держу, как на
ладони,
В веселье - грубоватое
чуть-чуть,
Как колесницы Фаэтона кони,
Но от болей людских мне ни
вздохнуть;
Держусь я прямо, хоть и сердце
стонет,
Приемлю окружающую жуть.
|