|
Словами чёрными, как чёрный хлеб и
жалость,
Я говорю с тобой, - пускай в последний раз!
Любовь жила и жгла, божилась и держалась.
Служила, как могла, боялась общих фраз.
Всё было тяжело и странно: ни уюта,
Ни лампы в комнате, ни воздуха в груди.
И только молодость качалась, как каюта,
Да гладь солёная кипела впереди.
Но мы достаточно подмёток износили,
Достаточно прошли бездомных дней и вёрст.
Вот почему их жар остался в прежней силе
И хлеб их дорог нам, как бы он ни был чёрств.
И я живу с тобой и стареюсь от груза
Безденежья, дождей, чудачества, нытья.
А ты не вымысел, не музыка, не муза.
Ты и не девочка. Ты просто жизнь моя.
|
Стих бел, как снег, как крылья
альбатроса,
Им говорю с тобой – уже не первый раз.
Любовь прожгла паркет и вытекла без спроса,
Молчком, без лишних слов, и никаких прикрас.
А было всё легко и просто поначалу:
Прикосновений жар, закатные лучи...
Легчайшим сквозняком обоих укачало,
Мерцанием свечи в мерцающей ночи.
Асфальт накатанный, и не истёрты шины,
И не дымит камин, и крыша не течёт.
Быть может, потому покрыты льдом вершины,
Неласков небосвод, и звёзд наперечёт.
Так сух и горек хлеб, и горечь этой корки
Сильней, чем сладость губ, и нежности сильней.
Всё яркое – в чулан, святое – на задворки.
Нет, ты не огонёк. Ты – тень осенних дней.
|