|
Да не будет дано
умереть мне вдали от тебя,
в голубиных горах,
кривоногому мальчику вторя.
Да не будет дано
и тебе, облака торопя,
в темноте увидать
мои слезы и жалкое горе.
Пусть меня отпоет
хор воды и небес, и гранит
пусть обнимет меня,
пусть поглотит,
мой шаг вспоминая,
пусть меня отпоет,
пусть меня, беглеца, осенит
белой ночью твоя
неподвижная слава земная.
Все умолкнет вокруг.
Только черный буксир закричит
посредине реки,
исступленно борясь с темнотою,
и летящая ночь
эту бедную жизнь обручит
с красотою твоей
и с посмертной моей правотою.
|
Мы сплетаем судьбу
в основном из озвученных слов,
хоть и мнится иным,
будто бьёмся в силках чьей-то воли.
Мы сплетаем судьбу –
есть слова, от которых здоров,
есть и те, от которых, напротив,
мучительно болен.
Пусть же здесь прозвучат
только те, что даруют рассвет,
и под утренний бриз
оставляют лишь свежесть на коже,
запах луга,
вкус хлеба
и неба изменчивый цвет,
их шагов тихий звук
не напрасно тебя потревожит.
Нам, конечно, дано
удержать своё счастье в горсти,
охранить от молчанья
и грубых речей диссонанса.
И, конечно, приветом,
а не неким последним «прости»
пусть сейчас и всегда
прозвучат безыскусные стансы.
|